KUPEL:
At one end of the shtetl were three cemeteries; Orthodox Christian, Catholic, and Jewish. Next to the Jewish cemetery was a flourmill. In the Jewish cemetery of Kupel are two mass graves as well as individual graves of Jews who were murdered or died of starvation during WWII. In 1948, a few days before Yom Kippur, I visited a friend in Proskurov hoping to arrive in Kupel to visit my parents' graves, but my friend told me that it is impossible since the population was hostile towards Jews. The only way to get to Kupel was with police escort. Since exactly 2 days before, "a big group of Jews went there, there isn't going to be another opportunity soon". All the Jewish houses were replaced by a big yard. On Tuesdays they had a big market there. In 1966, a former resident, during his visit to Russia, was unable to visit Kupel (forbidden to visit Kupel). Source: Tova Perlshtein's Memoirs of Kupel, Ukraine: translated by: Ophira Oruch, Oakland, Ca. 2/96. Document was retyped and scanned by Lawrence J. Korman 11/23/97
Tova Perlshtein was born in Kupel, Ukraine in 1912 to Frieda and Baruch Rudman. She escaped the Holocaust because she was sentenced to 20 years labor in Siberia for the crime of being a Zionist. She went off to labor camp with her twin infants who died there. She has lived in Israel since 1958, where, according to Eliav Bar-Hai, "She has spent her life divided between the laborious task of documenting the extermination of Kupel and theunderground Zionist movement in Stalinist Russia, and helping new immigrants get settled in Israel." Her memoirs, "Kupel: In Memory of My Shtetl and the Dear Ones Who Died There", provides a unique and detailed history of the Podolia region in the decades leading to the Nazi holocaust. Tova Perlshtein's memoirs were translated into English by Eliav Bar-Hai and Ophira Druch. Lawrence J. Korman provided technical assistance in preparing the document for publication.
Когда мы умрем, после нас останутся дети, кое-какие ценные вещи, немного денег, недвижимость, а большей частью невыплаченный мортгидж. После Товы осталось государство Израиль. И книга о сионистах, ее соратниках и друзьях.
Она на это жизнь положила, и не прогадала. И какую жизнь! Това стала сионисткой совершенно естественно, поскольку дружила с детьми раввина Глейзера, а Глейзеры, родители и восемь детей, все были сионисты. Глава семьи, Ицик Меир Глейзер, получил как религиозное, так и светское образование, и побывал в ряде городов Европы. Он воспитывал своих детей в сионистском духе. Мать Товы была занята в лавке , и Това проводила в доме Глейзеров долгие часы.
Вслед за своими старшими товарищами, Бертой и Михаилом Глейзерами, Това Рубман стала членом правого крыла организации «Ха-Шомер Ха-Цаир» («Молодой Страж»). Целью организации было создание национального еврейского очага, основанного на принципах социализма, в Палестине, так тогда называли Эрец Израэль. Члены движения готовились к алие в Израиль в рабочих группах - «ахшарах», еврейских сельхоз-коммунах, где получали навыки земледелия. В организации состояло много талантливых людей. Так, еврейский поэт Шимон Гольденберг, стал посещать подпольный кружок организации 15-летним пареньком. Его, наиболее начитанного, попросили сочинить гимн этой организации. Он его сочинил, конечно, на иврите
- Вставайте, братья! Отряхните сон! Великий час настал, пылает небосклон! Под знаменем святым мы вместе в бой пойдем – умрем, умрем, умрем!
Руководящий центр Ха-Шомер находился в Москве и назывался «Гдуд» (Батальон). Ячейки организации в городах и местечках посылали в Гдуд на подпольную работу своих представителей. Они приезжали в Москву, устраивались на работу и учились, приобретали рабочие профессии, которые могли впоследствии пригодиться в Израиле, изучали иврит, и выполняли поручения центра.
Това Рубман была официально принята в организацию в 1929 году, хотя и участвовала во всех мероприятиях с 1926. Просто она была очень маленькая, худенькая девушка, и выглядела моложе своих лет. А в 1932, уже после арестов ряда членов организации и разгрома кибуцев Тель-Хай (в нем работала Берта Глейзер в 1928-1929гг.) и Машмар в Крыму, купельская организация направила Тову в Москву, в распоряжение Гдуда.
Советская власть считала сионистов своими врагами, поэтому вся работа осуществлялась подпольно. Внешне все выглядело вполне невинно – молоденькая девушка на крыше товарного вагона, с деревянным чемоданом приехала в Москву искать счастья, таких в те годы было много. Никто на нее и внимания не обратил. Това поселилась в женской коммуне организации в Одинцово, устроилась ученицей токаря на авиационный завод. Жили в коммуне бедно, но весело. Все были молоды, полны надежд. Все доходы членов коммуны поступали в общую кассу, из которой каждому выдавалась определенная сумма на расходы. Денег не хватало, так как некоторые члены коммуны были на учете в ОГПУ и не могли устроиться на работу. По вечерам приходили товарищи из центра, читали лекции о сионизме, письма от сионистов из местечек, из Израиля и из ссылок. Тогда еще действовал полит-режим, и сионистов в основном ссылали.
В конце 1932 года Тове дали поручение – пойти на вокзал и получить из камеры хранения посылку с печатными материалами, которые надо было разослать по местечкам. На вокзале ее ждали агенты ОГПУ. Това была арестована. Ее отвезли на Лубянку. В те годы советские люди пели (потихоньку) «На углу Лубянки Малой есть большой подвал. Тот не гражданин советский, кто в нем не бывал». Тову, худенькую девятнадцатилетнюю девушку, допрашивали ночами напролет; она, согласно инструкциям, на все отвечал : «Не знаю». Не били, еще действовал полит-режим. Однажды под утро следователь с раздражением сказал ей:
- Ты очень упрямая и думаешь, по-видимому, что арест – это игра. Знай же, что это на всю жизнь: в первый раз ты получишь ссылку, во второй раз – одиночное заключение, потом исправительный лагерь, потом еще раз ссылку – и, когда состаришься, ни один гражданин не впустит тебя в свой дом. Дети на улицах будут бросать в тебя камни и кричать: «Вон идет старая сумасшедшая контрреволюционерка!» Так и умрешь под забором.
Пожалуй, если бы не смерть Сталина, предсказание следователя сбылось бы. В этот раз Това получила три года ссылки и в февральские морозы была этапирована в столыпинском вагоне в Алма-Ату, а затем в Ташкент.
Работы не было. Тогда Това вместе с подругой по ссылке Маней Штереншис обьявила голодовку в помещении ОГПУ, уселись в помещении и не уходили несколько дней. Тогда им дали временную работу по уборке города к Первому Мая, а дело передали новому следователю. Когда на допросе этот следователь, еврей, раздраженно спросил Тову:
- Что ты натворила?
Она ответила, как учили в Гдуде:
- Я ничего не натворила. Я член движения Ха-Шомер Ха-Цаир. Единственное, чего я хочу – уехать в Палестину, строить там наш национальный еврейский дом.
Три раза Тову арестовывали, и всякий раз она начинала свои показания словами:
- Я член правого крыла движения Ха-Шомер Ха-Цаир с 1929 года. Я хочу уехать в Палестину. Контрреволюционной деятельностью не занималась, от своих убеждений не отказываюсь.
Так поступали все члены движения. Как Това объяснила Нине Большаковой при встрече осенью 2005 года, сионисты не боролись против Советской власти; их целью был отъезд в Палестину и создание государства Израиль. С Советской властью они не хотели иметь ничего общего. Поэтому и так называемая «замена», которую организовывала Екатерина Пешкова через свой Комитет помощи политзаключенным – замена ссылки на высылку сионистов в Палестину в качестве наказания за контрреволюционную деятельность, была для них несомненным благом. Това также рассказала, что заменой занималась от Гдуда Берта Глейзер, именно она контактировала с Пешковой, передавала необходимые бумаги от ссыльных сионистов. Сталинские соколы довольно быстро это поняли и «замену» запретили примерно в 1932 году, а в 1937 году, вместе с отменой политрежима закрыли и Пешковский комитет. Всех его сотрудников посадили и они погибли в лагерях, одной Пешковой дали умереть на свободе. Незадолго перед этим Берта Глейзер обращалась за "заменой", но ей отказали, а потом и Комитет Пешковой разогнали.
Три года ссылки Товы прошли в Ташкенте и Намангане. Она работала; ее товарищем по ссылке и по организации был Гриша Высокий, сохранился его рисунок - портрет ребенка. Это Сара Большакова (Макогон), моя мать в трехлетнем возрасте.
В конце 1935 года ссылка закончилась, и Това вернулась в Украину. В Купель, как приграничное поселение, ей въезд был закрыт, и она поселилась в близлежащем Проскурове. Затем Това переехала в Курск, работала счетоводом и в декабре 1936 года была арестована прямо на работе. Началась «ежовщина», покатилась волна повторных арестов сионистов. Поводом к аресту послужило то, что Това отнесла передачу в тюрьму арестованному товарищу, Шабтаю Володарскому (застрелен без суда во время следствия). Тяжелые допросы, переполненная камера, избитые женщины и новый приговор – пять лет лагерей по статье 58-10.
Това была этапирована на Колыму: сначала месяц в скотском вагоне, с дыркой в полу вместо туалета, потом семь дней в трюме парохода «Джурма» до лагпункта Сеймчан. В лагере она работала на лесоповале, обморозилась, и чудом выжила благодаря переводу на работу на конебазу, и еще благодаря тому, что уголовники считали ее религиозной и не трогали: «Саррочка (так они называли ее вместо худшего «жидовка») религиозная еврейка. Она хочет уехать в Палестину, на землю обетованную, поэтому и ведет себя как монашка».
В 1941 году срок заключения Товы закончился, но освободили ее только в 1942-ом, летом. С Колымы ей выехать не дали, оставили в поселке Ягодное на поселении. Там она познакомилась со ссыльным Моше Перельштейном, польским евреем , и вышла за него замуж. Там же, в Ягодном, в 1943 она родила своих первенцев, недоношенных близнецов, которые вскоре скончались, так как у Товы от недоедания не было молока, и достать его там было невозможно. Через год она родила сына Иосифа, он выжил. В 1947 году семья смогла выехать из Колымы только благодаря болезни ребенка и справке доброго врача о необходимости перемены климата. Они поселились в Пинске и через год начали хлопотать о выезде в Польшу, к отцу Моше, который к тому времени сумел освободиться из лагерей и уехать в Польшу. В результате этих хлопот Това была арестована в третий раз и отправлена в ссылку в село Чумаково Новосибирской области. В тюрьму, на этап и в ссылку она пошла со своим вторым сыном – Борухом, которому было на момент ареста всего три месяца. Муж и старший сын потом приехали к ней в ссылку. Только в 1956 году семья Товы смогла выехать в Польшу и оттуда – в Израиль.
Следующие полвека Това прожила в Израиле. Жила как все – работала, растила детей, пряталась в убежище при бомбежке во время войн.
* * *
В Израиле Това и ее муж Моше много работали, вырастили детей, радовались внукам. Но в душе Товы звучали голоса ее друзей по организации, песни шомрим, крики надзирателей, плач ее умирающих детей. Ее обмороженные ноги помнили холод Колымы, на ее щеке горела пощечина следователя. Она не могла забыть своих убитых земляков-купельчан. И Това пишет книгу.
Книга Товы Перельштейн (Рубман) «Помни о них, Сион» была написана на иврите, а затем переведена автором на русский язык. Литературную обработку текста осуществила Ривка Рабинович–Пелед. Она посвящена жизни еврейской молодежи сионистского подполья Украины и России и написана буквально кровью сердца. Това разослала ее выдающимся политическим и общественным деятелям Израиля. Но, как пишет автор, никто не проявил желания помочь небольшой горстке уцелевших сионистов. Историей сионистского движения в Советском Союзе в годы террора занимались только историк Арье Ценципер и писатель Биньямин Вест, книги которых нынешнему поколению не известны.
К сожалению, в книге Товы Перельштейн нет библиографии и именного указателя. Строго говоря, она не является историческим исследованием, хотя в ней приведено много исторических фактов,ярко рассказано о многих человеческих судьбах. Скорее, это мемуары, построенные на большом документальном и фактическом материале, рассказывающие о сионистском движении, главным образом, на Украине. Красочно описана жизнь украинских местечек в дореволюционные годы,во время революции и гражданской войны, в годы советского террора и немецкой оккупации.
В книге подробно с живыми деталями обрисовано маленькое местечко Купель– родина Товы, находившееся вблизи границы с Польшей и состоявшее целиком из еврейскогонаселения. Ему посвящена большая глава книги. Интересно, что огромная часть еврейской молодежи Купеля активно участвовала в сионистском движении. Купель пережил во время революции и гражданской войны непрекращающиеся погромы белых и красных армий, а также предательство украинских соседей окрестных деревень. Описывается довоенная жизнь в Купеле, когда жители добросовестно работали в колхозе и их колхоз по меркам того времени считался зажиточным. Это вызывало зависть близлежащих колхозов. В местечкаххозяйничали так называемые «евсеки» – члены еврейскойкоммунистической фракции, грубо ломающие старый уклад и национальные традиции и за это ненавидимые населением. Това описывает ряд столкновений между «евсеками» и сионистской молодежью.
Автор отмечает, что из-за благоприятного отношения немцев к евреям в Первую мировую войну, жители Купеля не покинули свои дома во время Отечественной войны, за что дорого заплатили. Нацисты и их пособники из местных уничтожили всех евреев Купеля, в том числе родных Товы, а также евреев Фалштейна, Волочиска и многих других местечек и городов Украины. Раввин Купеля Ицхак-Меир Глейзер – глава большой семьи Глейзеров–Шойхетов, принимавших активное участие в сионистском движении, был зверски убит немцами, когда , чтобы спасти заложников, сам сдался немцам и был похоронен заживо. Но они убили и заложников. (Часть членов семьи Глейзер погибла в советских тюрьмах и лагерях, другие воевали и погибали на фронтах Отечественной войны, третьи были уничтожены нацистами и лишь некоторым в старости довелось попасть в Израиль вместе с детьми и внуками).
Во время оккупации украинское население всемерно помогало немцам. На сайте Яд-Вашем вы можете прочесть свидельские показания о зверских убийствах евреев в Купеле их соседями-украинцами. Однако в книге приведено несколько примеров, когда украинские крестьяне спасали еврейских детей. В частности, Тове Перельштейн рассказали, как в Волочиске (город рядом с Купелем) нацисты повесили украинскую женщину вместе с еврейской девочкой, которую она прятала. «Женщина до последней минуты успокаивала девочку и просила ее не бояться». Автор описывает о плачевное состояние еврейских кладбищ и захоронений и о наплевательское отношение к этому местных властей после войны.
В книге приведен ряд судеб еврейских патриотов–активистов различных групп сионистского движения таких как Гехолуц, ЕвСМ, ха-Шомер-ха-Цаир и других, находившихся в подполье,– судеб молодых одаренных людей, отдававших все свои силы, а часто и жизнь за будущее своего народа. Попадая в руки КГБ, они всегда заявляли, что никогда не откажутся от своих убеждений. Рамки статьи не дают возможности рассказать о многих. Приведу рассказы Товы лишь о нескольких из них. Това называет семью Деревицких, из которой два брата уехали в Палестину еще в 20е годы, третий-Яков погиб на Колыме. Их сестра Мася Деревицкая и ее муж Абрам Сахнин после многочисленных, начиная с 1926 г арестов, тюремных заключений и ссылок, только в 1936 году получили с помощью Пешковой разрешение на выезд в Палестину, согласно закону о воссоединении семей. Там Сахнин несколько лет проработал заместителем мэра Хайфы. Лидером и идейным наставником молодых сионистов был Авраам Гальперин, который объединил молодежь различных сионистских групп. Он требовал от ссыльных, чтобы они учились, проводил различные политические диспуты. «Его приезд в украинские местечки превращался в праздник для евреев» пишет Това. Авраам Гальперин был расстрелян в 1937 году вместе с братьями Тартаковскими Арье и Шимоном. Его брат Ехиэль – активный сионист также находился длительное время в лагерях. Йоэль-Юлик Ратнер вступил в студенческую организацию «Бней Цион» еще гимназистом в Астрахани в 1917 году. Затем он был членом «Цеирей Цион»и возглавлял штаб этой организации, руководя работой в регионах Советского Союза. Это был разносторонне одаренный человек: экономист,журналист, блестящий оратор и организатор, отличный спортсмен и любитель поэзии Впервые он был арестован в 1926, затем в 1935 году, а в1937 сослан на Колыму, где работал на золотых приисках. Там он погиб. Еще в 20е годы с юных лет участвовал в группе ха-Шомер ха-Цаир Яша Пичкарь. Вскоре он стал одним из ее лидеров.
Впервые он был арестован в 1932 году. В 1935 Яков получил от Пешковой сообщение о замене ссылки на выезд и деньги на билет. Но власти задерживали оформление до тех пор, пока снова его не арестовали в 1937 году как главаря «контрреволюционной сионистской группировки». Затем уже в лагере Дальбарчин в 1938 г был сфабрикован большой политический процесс против сионистов, главарями которого «назначили» пять человек. Среди них были Деревицкий и Пичкарь.
Несмотря на избиения и пытки все пятеро отказались подписать признания. Троих отправили на Колыму, откуда вернулся один Пичкарь, двух других–в среднеазиатский лагерь. Только в 1970 году Яков Пичкарь с женой и двумя дочками смог уехать в Израиль. В конце 90х годов он списался с Мемориалом в Ягодном на Колыме (руководитель Иван Паникаров), где организован сбор материалов о заключенных-колымчанах, составляются книги памяти и поставлен памятник погибшим.
В книге Товы детально описаны тюремный быт, этапы, колымские лагеря, которые автор изучила на собственном опыте. Читая книгу видишь, как много раз она находилась на грани смерти. Ее спасали только воля к жизни и друзья, которые помогли этой маленькой хрупкой девушке перенести все и остаться живой и несломленной. В бараке» контрреволюционеров» Това сблизилась с известной эсеркой Екатериной Олицкой, которая многому ее научила. Прекрасно написана история дружбы Товы с лошадью, когда она работала возчиком, рассказы о помощи уголовника Кости. Хороший доверительный язык книги, умение дать красочные портреты, окружавших автора людей, описать с юмором отдельные часто трагические стороны лагерного быта, выгодно отличают повесть от многих подобных воспоминаний .
