Нина Большакова
Местечка Купель больше нет
Местечка Купель нет, оно исчезло в 1942 году, когда полицаи убили всех евреев и разрушили их дома, предварительно ограбив до последней нитки. Есть украинское село Купель, в котором и по сей день живут свидетели, а возможно и участники тех событий. Полицаям, грабителям и убийцам детей и женщин, после войны дали по десять лет лагерей, они их отсидели и вернулись домой, в свои семьи.
До 1923 года Купель был волостным центром Староконстатиновского уезда Волынской губернии, в период с 1924 по 1932 годы - селом Войтовецкого района Проскуровского округа, с 1932 по 1937 год – село Волочиского района Винницкой области, с 1937 по 1945 год – село Волочиского района Каменец-Подольской области, с 1945 года – село Волочиского района Хмельницкой области.
Купель располагается на берегу реки Южный Буг. Кругом поля, рощи, недалеко – старинный парк графов Потоцких. Широкая дорога, которую в двадцатых годах прошлого века называли в Купеле «шоссе», разделяла местечко на две части – украинскую и еврейскую. По шоссе гуляла вечерами молодежь, там знакомились, обсуждали новости. В местечке была семилетняя еврейская школа, несколько религиозных школ, клуб, правление еврейского колхоза, синагога, несколько артелей.
В Купеле моя бабушка и ее семья жили на улице ххххххххх, в новом доме, построенном в 1912 году. Это был просторный кирпичный дом. В одной из комнат был устроен раздвижной потолок для праздника «кущей». Семья была большая – восемь детей, Беба, моя бабушка, старшая, а близнецы Иоселе и Пеарл (Иосиф и Полина) младшие, а между ними Рахиль, Мехл, Ента, Лейб, Зяма. Мать, Гитл, из семьи вышгородских торговцев Перельманов, распределяла домашние обязанности между детьми. Каждый отвечал за какой-то участок работы. Так, Рахиль готовила пищу, а Беба шила, обшивала всю семью. К Рош-ха-Шана, в сентябре, она должна была сшить новую одежду для всех своих братьев и сестер. Рахиль и Мехл
Итак, я иду по улице, название которой не сохранилось. Здесь, среди бурьяна место, где стоял дом моих предков. Кирпичный, добротный, построен в 1912 году, так что в 1928 году, когда Беба его впервые покинула, поехала в Крым, на землю, в еврейскую коммуну, Тель-Хай, дом был еще совсем новым. Потом она возвращалась туда еще несколько раз, но, видимо, последний раз это случилось до 1932 года, так как ее родители никогда не видели свою внучку Сару, мою мать, рожденную в 1932 году. Перед войной в доме оставались: Ицик- Меир Глейзер и его жена Гитл, в девичестве Перельман, (мои прадед и прабабка), их младшие дети, близнецы Иоселе и Пеарл (Иосиф и Полина), рожденные в 1924 году, и холостые сестры и братья Ицик-Меира: Ривка, Иосиф, другие.
Гитл, моя прабабушка. На фотографии 19хх года мы видим совсем нестарую, веселую женщину. Голова обвязана платком с кистями, как у крестьянки, глаза смеются. Дети Беба, Зяма, Ента, Лейб были на нее очень похожи – овальные лица, светлые глаза и волосы. В 1942 году, когда ее убили, ей было всего 52 года. Как она прожила эти месяцы, с оккупации до гибели? В своем местечке, среди знакомых людей, односельчан-украинцев... Кто-то отводил глаза, кто-то смеялся и плевал в лицо. Им разрешили. Новая власть сказала: можно. Можно бить и плевать, таскать за волосы и насиловать. Можно зайти в дом и взять себе любую вещь, какая понравится. А другую вещь сломать или разбить. Можно раздеть догола и гонять кнутом по улице. А потом отпустить. Или убить. Зарубить топорами. Закопать живьем в землю. Застрелить. Забить сапогами. Заколоть ножом.
Как умерла Гитл? я не знаю. Все, что я знаю наверное, сказано на страничке из Бебиного блокнота: «Мать погибла 5 мая 1942 года».
Ицик-Меир Глейзер, мой прадедушка. Был раввином, третьим или четвертым раввином в своей семье, после отца Иегуды-Лейба и деда. Хаим Бейдер про него сказал: он был тихий человек. Другие раввины старались как-то выделиться, поучали других, а он тихо сидел за столом, читал книгу или газету, улыбался в усы. Слушал людей, давал каждому высказаться. В шабат у него дома были званые обеды, хозяева и гости пели песни, пили вино и всегда кто-то танцевал потом на столах. Был очень уважаемый человек в общине. Разделял идеи сионизма, воспитал всех своих детей сионистами, но в Палестину не уехал. Ни до революции, когда это было сравнительно просто, ни после, в короткий промежуток между 1922 и 1929 годом, когда это было еще возможно. Не уехал он и в Америку. А ведь многие уезжали. Почему он остался? Наверное, потому, что здесь, на Украине, его семья жила на протяжении столетий, здесь была его синагога, его община, его учителя и ученики, дорогие сердцу могилы предков. Здесь стоял его новый дом, достаточно обширный, чтобы вместить многочисленных чад и домочадцев. Он никогда не делал никому ничего плохого, кто же его тронет?
Ицик Меир приветствовал Февральскую революцию, уравнявшую евреев в гражданских правах с остальным население Российской империи. Когда к власти пришли большевики, он сказал детям, что Ленин – это Мессия; у евреев будет земля, своя страна, и произойдет это здесь, на родине, в России. Позже, когда его старших детей-сионистов большевики стали ссылать, гноить в тюрьмах и лагерях, когда за сионизм расстреляли его зятя, Нисона Макгорна (Макогона), мужа старшей дочери Бебы, он, пожалуй, пересмотрел свои оценки, но было поздно, страна уже жила за железным занавесом. Все же он был у себя дома: его жена, его маленькие дети-близнецы, его братья и сестры, его книги были с ним. Даже когда в тридцатые годы синагогу закрыли, а его лишили всех прав состояния и заставили мести деревенские улицы, он был спокоен: все будет хорошо. В июле 1941 года его дочери Ента и Рахиль прислали письмо и деньги: бегите, умоляли они. Он ответил, что немцы уже бывали в Купеле, в 1918 году, и ничего плохого евреям не сделали. Культурная нация, не следует их бояться, бросать дом на разграбление. Будет детям куда вернуться после войны.
Немцы вошли в Купель в августе 1941 года. Примерно тогда же они его и прошли – фронт ушел дальше на восток. Когда немецкая часть вьезжала в местечко, местные жители вышли из домов, стояли по обочинам, смотрели.
Издевательства над евреями, грабежи и убийства начались в тот же день.
Здесь я сделаю небольшое отступление. Если вы жили в Советском Союзе, Вы наверняка помните такую штуку, как паспорт района, города, села или предприятия. Выглядит это как альбом или книга, с текстом и фотографиями. В паспорте описывалась история населенного пункта, трудовые достижения местных жителей, , помещались фотографии передовиков производства и ударников коммунистического труда. Сохранился и паспорт Купеля, датированный 14 сентября 1964 года. В нем сообщаются разного рода исторические сведения, статистика и воспоминания старожилов, что наиболее для нас интересно. Статистика выглядит несколько странно: например, в паспорте сообщается, что по данным 1870 года в Купеле насчитывалось 283 двора и 1035 жителей. А по данным Всероссийской переписи 1897 года в Купеле было 4333 жителя, из них евреев 2727, или 63%. Можно предпложить, что «паспортная» послевоенная статистика просто не учитывает евреев, как будто их и не было. Это очень характерно для украинского официального и бытового сознания. Нет евреев, и не было, и не надо, и мы ни в чем не виноваты. Если и убивали, так это немцы, а мы ни при чем. И все-таки люди, в смысле человеки, есть везде, и они себя по человечески проявляют; были они и в Купеле в 1964 году, и они внесли в паспорт упоминание о евреях.
Дальше я приведу отрывок из паспорта на украинском – языке оригинала.
«...еврейське населення по-звiрячомубуло знищено нiмецько-фашистськими бандитами.
Одним iз таких фактiв звiрства записано iз слiв громадянки с. Купiль Кравець Юзефи Карлiвни, яка, одружившись з Кравцем С. (головою еврейського колгоспу), взяла на виховання двох його дочок, Соню i Полю. Старшiй Сонi було 8 рокiв, а Полi – 7. Про долю цих двох дiвчаток ось що розповiдае Кравець Юзефа:
- Коли фашисту наближались до нашоi територii, я хотiла евакуюватись разом з дiтьми, але не встигла. З мiста Миколайова повернулась з дiтьми додому, а чоловiк пiшов в ряди Радянськоi Армii. Коли фашисти захопили село i почали розтрiлювати еврейське населення в 1942 роцi, дiти були бiля мене. Тiльки через мiсяць пiсля вбивства всих евреiв хтось iз жителiв донiс полiцаям, що в садi ще е двое еврейських дiтей. Одного вечора, повертаючись вiд сусiдiв, я почула страшну новину, що моiх дiтей повели на розстрiл. Я знепритомнiла. Пiзнiше сусiди розповiдали, що по дорозi на цвинтар дiти весь час просились:
«Нас не вбивайте, наша мама украiнка».
Та нiмецькi полiцаi невмолимi. Перед ямою дiти взялись за ручки i запитують полiцая:
«Як нам, дядя, стояти?» Та полiцай штвхнув дiтей прикладом, вистрiлив в голову старшiй дочцi. Падаючи, вона потягла за собою живою меншу Полю.»
